Санкт-Петербург. Дорога

[kryakwa]

Нанорайон Москвы «Стрикалёво-Уткино», тёплый, уютный и с автоматической коробкой передач, со среднемосковской плотностью населения – один человек на квадратный метр, начал движение от Кремля на Северо-Запад.

 

За четверть часа просвистели по Тверской и Ленинградке до МКАДа – вот оно, счастье москвича! Не застряли и в Химках, благополучно миновав поворот на Шерематьево.

Освещение подмосковного шоссе окрашивало окружающее во все оттенки рыжего: от грязно-кирпичного снега, смешанного с песком, до серо-желтого неба. То ли снимок на сепии, то ли потускневшая иллюстрация к детской «оранжевой» песенке.

Пасмурный рассвет, автоматически отключивший фонари, отключил и цветность. Тончайшая прорисовка берёзовых ветвей на фоне серого неба, чёрная заливка треугольных ёлочных макушек среди заиндевелых сосен, волны сахарной глазури, покрывшей поля – всё успокаивало глаза, за время праздников уставшие от кислотных огней столицы.

И завертелись узоры дорожного калейдоскопа. Лес, поле, река, деревня, снова лес. Только названия деревень причудливо складываются из осколков: Конаково и Завидово - места парусной молодости Глеба.

Заколдованная деревня Миронеги, в которой всегда плохая погода. Сколько раз мы ни проезжали её, всегда летом попадали под ливень, зимой – в метель.

Самоварная долина в Крестцах, рядом с Демянском, где половина населения печёт пирожки и готовит чай для проезжающих.

Село славных людей – Стуковья.

И, конечно же, притча во языцех всей трассы Е105 – Выдропужск.

Видно, как потихоньку налаживается жизнь. Во многих домах классического деревенского вида поставлены пластиковые окна. Какой-то последователь кума Тыквы сумел построить кирпичный фасад, через пустые оконные проёмы которого отчетливо видны брёвна избы. Вот накопит ещё кирпичей и обложит ими оставшиеся три стены.

Другой хитрый на выдумки персонаж сварганил себе дом без окон-без дверей из четырёх морских контейнеров. Интересно, как он в нём форточки открывает?

К середине дня облака слегка разошлись. Солнечный свет придавал замороженному лесу металлический блеск: медные стволы сосен, железные столбы елей и старая бронза осин. Вздрагиваешь, вспоминая, как в детстве лизнул железяку.

Попытка с чем-нибудь сравнить зимний лес абсолютно безнадёжна. Это не лес похож на что-то. Это что-то, если очень повезёт, может стать похожим на зимний лес. Серебро и бриллианты, кружево и мех  - жалкое подобие заснеженных сосен и обледенелых берёз.

Вечер застал нас на подъезде к Петербургу. Лес сменился замёрзшими болотами, открылся горизонт. Дым, поднимающийся над деревенскими домами, стал такого нежно-лилового цвета, как будто их хозяева – сплошь волшебники, готовящие колдовское зелье.  Закат превратил небосвод в широченную радугу: красное заходящее солнце, над ним оранжевая полоса подсвеченных облаков и с запада на восток – голубое, синее, фиолетовое небо.

Уже по темноте мы добрались до формальной границы Петербурга. Питерцы, в отличие от москвичей, помнят, в каком городе живут. Поэтому их окружная называется просто КАД.

Зря мы понадеялись на схему проезда, присланную нашими друзьями. Самая лучшая карта не способна помочь, если невозможно определиться. Похоже, что город-герой до сих пор опасается вражеских шпионов и лазутчиков и тщательно скрывает названия улиц от автомобилистов. Скромность указателей наводит на мысль, что в бардачке питерского водителя наверняка можно найти прожектор и бинокль.

Мы всё же смогли найти начало нужной улицы, но какие-либо признаки её продолжения напрочь отсутствовали. «Звонок другу» принес довольно странные результаты: на координату «дом 2 по проспекту Народного ополчения» был получен ответ: «У этого проспекта вообще нет чётной стороны». И только помощь доброжелательных прохожих, уверенно указывавших примерно в одну и ту же сторону, позволила нам ночевать не в машине, а в тёплой кроватке, в доме наших питерских друзей.